Победа!

В первое военное утро мой дедушка Николай Михайлович Мартынов работал в поле. Только его грузный «натик» начал отмерять черноземные борозды, как он увидел свою жену Иришу, бежавшую к нему с каким-то свертком через все поле. На душе стало тревожно, и он не сразу сообразил, что Ириша держит в руках его сына (тогда первенцу Гене не было и годика), держит, прижав к груди, наспех завернутого в шаль. Должно случиться что-то особенное, чтобы она бросила работу, захватила сына и так, не разбирая дороги, бросилась в поле. Николай остановил трактор и, спрыгнув на горячую землю, ринулся навстречу. Он видел, что жена что-то кричит, но то ли из-за шума трактора, то ли из-за бившей в висках крови, не мог разобрать. Он навсегда запомнил, как это было: Ириша кричала, а он не слышал. И наконец, его оглушило: «Война!» синее небо внезапно покачнулось. Так война ворвалась в нашу семью.

Директор совхоза бронью удерживал своего знатного механизатора от призыва - кому хлеба убирать?! А Николай, будто без вины виноватый, ведь даже отец, инвалид первой мировой, ушел на войну в числе первых. Вот почему боевое крещение Мартынов принял только у стен Сталинграда.

Первого выстрела из громадного своего ПТР он не услышал. Но увидел, как по броне фашиста сверкнул огонек. Затем поползло пламя, и взвился дым.… Потом были бои, бои, бои…. Он уже считался опытным бойцом. Но когда в жаркий июльский полдень сорок третьего ему вдруг обожгло грудь, Мартынов не сразу понял, что его ранило. Он упал и не мог сдвинуться с места, лежал, а небо медленно вращалось вокруг него. Боли, как он говорит, не было. Она пришла позднее – в медсанбате. Затем полевой госпиталь на станции Межевая. Бомбежка. И под бомбежкой рождалась затопляющая душу злость. Не долечившись, он самовольно покинул госпиталь и вернулся в свою часть, где добился зачисления в разведывательную роту.

Разведчиком дано стать не каждому. Нужно призвание. И дедушка ощутил его, поверил в него и стал отличным разведчиком. Он мог часами лежать в засаде, наблюдая, как фашист ведет себя: когда обедает, куда ходит за водой, где спит и т.д. Он уже десятки раз ходил за «языком», когда однажды перед самыми октябрьскими праздниками в сорок третьем получил горестную весть из дома о гибели отца, и на мгновение ослабил внимание. И пуля немецкого снайпера нашла его.

- Ранение в голову, - сказали ему в медсанбате. - Надо эвакуировать в госпиталь. Но дедушка не ушел в госпиталь. Едва подлечившись, с забинтованной головой, он вернулся в роту. Это был его дом. Его семья. И он не мог покинуть боевых друзей, отстать от них….

В начале февраля сорок четвертого Красная Армия вышла к устью реки Конка. Перед разведывательной ротой стояла задача, скрытно выйти к Днепру и наблюдением установить характер обороны противника на западном берегу Днепра, определить места, удобные для форсирования на подручных средствах. Для этого требовалось переплыть полноводную Конку с её стремительным течением. Средств переправы не было. Но выход был найден. Связали две металлические бочки и накрыли их плетнем. На этом импровизированном плоту они преодолели бурлящую реку. Дедушка часто рассказывает, как он со своим отделением фиксировал огневые точки. Для этого они взбирались на деревья и, вызывая на себя огонь, наносили их на карту. Постепенно подтянулась остальная дивизия. В районе Никополя лед на Днепре уже в основном сошел, и река разлилась в небывалом половодье во всю свою вольную казачью мощь. Начальник штаба гвардейской мотострелковой бригады привел отделение разведчиков, которым командовал сержант Мартынов, к кромке разлившейся реки. Задача была поставлена ясно: первыми форсировать Днепр, высадиться в Никополе и прикрыть огнем высадку наших солдат.

— Шансов уцелеть почти нет, — твердо сказал начштаба.

— Нужны добровольцы. Кто из вас пойдет?

В отделении Мартынова числилось шесть человек. Все они сделали шаг вперед. Это был их первый шаг в бессмертие.… До ночи седьмого февраля сорок четвертого готовились к переправе. И с наступлением темноты отделение село в лодку. Она потихоньку, тяжко, нехотя поползла по стылой воде. Лодка шла хитро: то почти останавливалась, притворяясь корягой, то рвалась скачками, по-заячьи, то зарывалась в ледяные волны. Мартынов зорко следил за берегом и машинально отмечал пробоины от пуль. Когда ударилась двенадцатая, лодка не выдержала и дала течь. Пулеметы стали поливать свинцом беспрерывно. Может, их спасло и то, что дедушка «почуял беду» и вовремя дал команду выбираться из лодки: облегченная лодка на время отвлекла огонь. Разведчики, по пояс в мерзлой воде, ринулись к крутому берегу. Укрывшись под обрывом, они закидали дзоты гранатами и огнем прикрыли переправу остальной бригады. Когда они ворвались в город, стояла ужасная темень, и моросил дождь. На одной из улиц отделение столкнулось с группой противника и огнем из автоматов и гранатами уничтожило её.… Освободителей встречали бежавшие навстречу женщины и дети. Они плакали, цеплялись за разведчиков, целовали им руки.

Десятого февраля сорок четвертого года был составлен наградной лист о присвоении звания Героя Советского Союза.

     

В то время, когда он утверждался, сержант Мартынов в составе особого батальона был переброшен на другой участок фронта. За смелые действия в тылу врага Союзное командование представляет советского разведчика к ордену «Серебряная звезда», высшей военной награде Америки.

К ней грамота на английском: «Соединенные Штаты Америки. Каждый, кто увидит эту награду, пусть знает, что президент США наградил на основании акта конгресса «Серебряной звездой» гвардии старшего сержанта Н.М. Мартынова, Красная Армия, СССР» подпись президента Рузвельта. Дата: 14 июня 1944 года.

Многие думают, что на войне все действовали по строго нарисованным планам, солдаты шагали строем и т.д. Но дедушка не раз приводил примеры, опровергающие такое представление о войне. Если бы не отвага и находчивость простых сержантов, и мудрость лейтенантов, война предстала бы огненным хаосом, когда свои строчили по своим из-за неразберихи. Так, был случай, когда солдаты возле Николаева выкурили немцев из их потайного штаба, прокопанного в виде тоннелей в горе. Бой был большой, лил нещадно дождь. Ночью, когда фашисты, отступая, ринулись в свой штаб, попали в засаду. Стрельба стояла такая шумная, что потом разбирались, кто в кого стрелял. А чехарда получилась из-за того, что прервалась связь. Мартынова выдвинули её налаживать.

- Иду через три наших обороны. Ко мне с вопросом: «Вы куда там стреляете?!» Я им отвечаю: «Везде наши, успокойтесь». Идем с ребятами вдоль леса, глядим, кто-то в омете возится. Мы за оружие! А к нам вопрос оттуда: «Стой, кто идет?». «Свои, не бойтесь….» Подходим — ба! Комбриг кавалерии генерал Плиев. В сене хоронился от фашистов, и с ним адъютанты. Думали, что в окружение попали, раз стрельба такая. Смущенно сено с шинели отряхивает. Я его спрашиваю: «Товарищ командир, вы знаете, где ваша кавалерия?». «Не знаю», — растеряно отвечает. Я ему весь расклад и сделал. Мол, так и так…

В одной из новых операций в районе города Новый Буг летчик «мессера» прошил старшему сержанту из пулемета ногу. Очнулся в санитарном поезде. Лечили его в грузинском госпитале опытные врачи. Шел месяц за месяцем. В родные края гвардии сержант вернулся лишь под самые ноябрьские праздники. Весной сорок пятого он бросил костыли и сел на трактор. Хотя и тренировал ногу, но ещё ломило по ночам и в ненастье.

Майское солнце розовело и подсвечивало рожь. Мартынов приостановил трактор: через поле бежала Ириша. А следом Генка, тоже спешит, ручками машет:

— Победа!!!